— Доченька, ты видела, там по телевизору говорили, что то война начинается. Страшно. Никогда не хотела, чтобы вы пережили такое. Но лучше делать то, чем сидеть и ждать. Мой папа когда говорили, что не получите свободную страну, потому что не имеете чем. Хотя папа хотели Украине. А ты дочка верь. Потому что я еще хочу пожить в Украине, и ты хочешь. И все вместе добьемся, ибо есть чем.
— Я знаю, бабушка. И верю.
Разбили, высыпали, забрали
В селе Вязовая, что в Жовковском районе (недалеко от границы с Польшей) 1944 года, 3 января, в семье Пущинський родилась десятый ребенок. Председатель семь * й Иван Михайлович, женат уже второй раз, встретил седьмую дочь радостно. Жить было за что, да и неплохо жить. Еще его отец, живя в Австрии, заработал достаточно денег на то, чтобы приобрести землю в родной стороне. А теперь имели несколько домов, две риги, телеги, лошадей и скот. Вторая женщина подарила ему еще пятерых детей, руки в этой семье не помешали. Хотя дома и кухарка была и ничего никогда не было.
Мы жили у гостинца. Это было очень удобно и красиво. Отец любил землю превыше всего. Всегда много работал, но и жил в достатке. И мать моя тоже около него жила прекрасно. Но не долго она радовалась. Уже через год после моего рождения пришли к нам советы. Папы признали кулаком. Должны были вывезти, но имел аж десять детей. Может и пожалели, а может, о чем говорили мама, в колхозе за лошадьми никто не умел так ухаживать, как наш папа (наших 6 лошадей тоже туда забрали, "колективизирувалы" поихньому). Поэтому и остановили высылку "многодетных" кулаков.
Наверное бы Сибирь нас не вместил. Правда, ходили к нам стрелять индюков. Ведь мы неугодные были. Того не помню, но сестры рассказывали, что же дострилялись. И начала гореть дом. А потом огонь все забрал. Я еще маленькая была. Так и так и сгорела в том доме. И сестра старшая забежала и вытащила меня. Ведь матери не было. Во Львов ездила покупать вероятно-то … Хотя нет …
Ездила к нашему брату старшего. В тюрьме сидел. Немцы еще посадили.
Старший сын в семье тоже вполне заплатил за свое украинство. Сначала был заключен немцами. Сидел у Высокого Замка. И там знакомые поляки имели связи. Говорили, что когда всех поведут на казнь, то стрелять вверх. Пусть парень падал, а затем скрывался. Так и должно быть.
Но все пошло не так. В тюрьму, где сидел парень, приехала комиссия. Правда, домой уже прибежал через несколько недель. В чем был, тощий, съеденный, слабый.
Отец ему сделали убежище в лесу, боясь что заберут на войну. Там и жил.
А дом и зерна не удалось уберечь. Сгорела пшеница в овинах, растаял сахар мама к кофе берегла. А папа вместо того, чтобы хоть зерно спасать бегал с ведрами огонь гасил. А из сарая только паклю вынес. Не верил. Ничего более не было. Сразу почернел так. Я еще маленькая была, соседки отнесли.
Все старшие дети с родителями пошли в лес. Надо было жить дальше. Не стало кулаков. А через два года возвели другой дом. Уже меньше. Одну. Холодную. На втором месте. Возле леса … Тогда как раз брата моего заметили. Дезертир. Мать сама его к соседу энкаведиста завела. Пришлось. И человек хороший был. Говорил, что парня на войну не отправит умрет бедный и дня не пробыв. Потому передовая его ждет. Поэтому пришлось посадить брата. Но он там не долго пробыл.
Через несколько выпустили. То потом, вернувшись домой, брат сетовал, что дом холодная. В тюрьме и то лучше было. А мы зимой все ходили ночевать к соседям. Как мыши.
От меня больше хлопот. Сестра мамина жаловалась: что же оно плачет постоянно ?! ". Мама знала, что голодная я, но разве кто имел время.
Лучше бы сгорело е тогда. Лучше бы умерло говорила мама моя. Любила уже тогда.
А у мамы тогда умерло уже двое детей. Может трое. Не помню. И все же мы выжили. Все десять. Было холодно. Голодно. Но было …
Три банки сахара: купили после войны
Помню, мать рассказывала, что как немцы отступали. то шли мимо нашего дома. И мы бежать начали. К бабе моей бежали, она далеко жила. Отец остался, говорил из дома больше не ступиться. То на мостике уже недалеко от бабки на нас немцы и напали. Дяди моего убили сразу.
Но наверно за ним уже смерть шла, у вас суетился перед тем, как мы отправились очень.
А брат мой убежал. Немцы е постреляли вверх немного и отвели нас всех женщин и детей к бабушке. Тело принесли. Пошли. Потом все кончилось.
Я еще не ходила в школу, но уже кроликам травы рвала, черники собирала, картофель копала.
Затем с двумя ведрами шла домой. В шесть лет таблицу умножения выучила. Боялась, что засмеют, как знать не буду. Трусливая с детства была. И еще сахар любила. Очень. Воду сладкую нет, кофе тоже лишь горькую. А сахар ела ложками и водой запивала. Мама раз заметила, что я уже банка съела, то начала ругать меня. А я выбежала и давай кричать: "Как я буду мамой, то уже наемся того сахара!". Все смеялись. А я через ту любовь к белым кристалликов розчихрувала кожу иногда до крови.
В 51 году пошла в первый класс. Училась, работала. Тогда как раз соседей всех наших в Сибирь вывезли. А мы уже и так всего лишились. Нас не двигали. Закончила я семь классов. Английский любила. Но дальше не шло учиться, далеко это было. Семь километров. Осталась помогать маме. А в 14 лет поехала во Львов.
сама купила
Жила я в своей сестры, училась в училище при мясокомбинате, уже взрослая была. И спать постоянно хотелось. Ничего меня так не интересовало, как сон. Добудиться не могли, когда спала.
На первую стипендию купила себе три килограмма сахара. Сестра удивлялась чего я дома не ем его. А потом заглянула в сумку и поняла. А я ее не хотела брать. Зачем мне чужое. У меня свой был.
Потом еще домой вернулась. С родителями пожила. В клуб начала ходить. Хоть и сестры не хотели с собой брать. Убегала за ними. Затем вместе и с ними была бита. Но разве это важно.
А дома у нас был порядок. Один шкаф на семь девушек. А когда у каждого было по несколько, вспоминали они. И я уже этого не помнила. Пущинський давно не кулаки. Но бедным помогали. Я хлеб им носила.
А мать-то продавала и нам булочки, платье покупала. Жили мы уже лучше.
Затем снова вернулась во Львов. Работала на заводе, в 68 году вышла замуж, жила в подвальном помещении. Стала мамой. Малая деньги. И немалая сахара. Нечего было покупать. Зато имела дочь.
Часто ездили в Москву. Брат женился на москвичке. Валя прекрасный человек была. Любила нас и Украину. Мы всегда от нее возвращались с полными руками колбасы, мандарин (килограмм 15), одежды детского, сладостей. А она всегда мне говорила, когда я пыталась разговаривать на русском: "Ты меня понимаете ?! Вот и я понимаю. Розговаривай по украински".
Я и разговаривала. И разговаривать.
Когда поменяли сахар на веру
1995 родилась первая внучка. Дали квартиру. Двухкомнатную. Собственную.
Есть деньги, есть где купить, но уже не могу есть его. Все тело чешется. Ну что ж. Зато в стране все хорошо … Будет! За кого голосовать будешь дочка?
А вы говорите, что отчаялись. Все отчаялись. А она нет. Потому, когда у тебя забирают все остается только вера. А готовы ли вы поменять свой "сахар" на веру ?!
София Ворончук.