Сегодня мы предлагаем вашему вниманию искренний разговор с нашим земляком, представителем Сокальщины в Правительстве Украины, главным медиком Евромайдану Олегом мухе.
— Расскажите, пожалуйста, о своих истоках, в какой семье Вы родились?
— В семье скромной сельской интеллигенции, в селе Переспа. Мой отец всю жизнь работал агрономом. Он был принципиально беспартийным, хотя для продвижения по карьерной лестнице ему постоянно предлагали вступить в КПСС. Но не карьера, а работа на земле была и остается смыслом его жизни. Он чрезвычайно образованный человек и постоянно совершенствуется. Дома все свободные места были заполнены книгами, он очень много читал. И сегодня, в 81 год, он в свободное от любимого занятия домашним хозяйством время продолжает много читать.
Мама сорок три года проработали фельдшером в ФАПе. К ней постоянно приходили односельчане со своими болями и проблемами. И в формировании меня как врача наибольшая заслуга именно мамы. У нас дома всегда было много людей, по первому зову она могла уехать ночью, чтобы кому помочь. Я это все видел и впитывал в себя с самого детства. Сейчас мама больше десяти лет на пенсии, изменилось многое фельдшеров в селе, а к ней за советом люди приходят и сегодня. Мы вместе с семьей сделали в доме , в которой мама принимает односельчан.
— Место рождения повлияло на Вас?
— Конечно. Осознание своей национальной принадлежности, ощущение украинского духа, величия нашего народа обусловлены местом моего рождения — это Галичина, рассказами старших людей о борьбе «с первыми и вторыми советами». Многие из моей дальней семьи боролись с Московией в составе УПА. Один из соседей, который был повстанцем, много рассказывал о том, как Украинская боролись за свободу. Меня воспитывали в патриотическом духе.
— Каким было место религии в Вашем воспитании?
— Мой дед по отцовской линии служил в церкви, а бабушка была глубоко верующим человеком. Несмотря закрытия коммунистической властью церкви в нашем селе, она в самые суровые советские времена каждые выходные ездила на службу в церковь в соседнем селе Тартакове. Мы с бабушкой в нашем доме регулярно и полуподпольно слушали с помощью радиоприемника молитвы на волнах Радио Ватикан (которое даже в те суровые времена вело службу Украинской). Поэтому религиозное воспитание для семьи имело большое значение, конечно, это непосредственно повлияло и на меня. Бабушка мечтала, чтобы я стал священником, и по воспоминаниям стариков, я малым говорил, что буду именно священником. По семейной традиции я верующий человек. Семья относится к грекокатоликов. Считаю, что эта церковь однозначно проукраинская. Для меня имеет большое значение, какое место церковь занимает в государственном и сохранении именно украинской Украины. Греко-кaтолицька церковь проявила себя в этом аспекте с позитивного стороны.
— Как прошли Ваши школьные годы?
— До восьмого класса я учился в сельской школе и Киев для меня был чем недостижимым, не мог даже мечтать о том, что здесь окажусь. Когда встал вопрос о том, где продолжать обучение и какое образование получать, по настоянию родителей я переехал в Сокаля и там закончил 910 класс Сокальской школе №1. Учеба давалась легко, все классы заканчивал на отлично. Любимым предметом была химия, участвовал в разного уровня олимпиадах, получил даже призовые места.
Чи был в Вашей жизни учитель, наставник, которого можно считать эталоном?
— Для меня эталоном моя первая учительница Дария Ивановна Грабова. Это учитель от Бога, именно такие люди должны работать с детьми. И это не только мое мнение, все, кого она воспитывала и учила, остались ей благодарны. Когда приезжаю к родителям, время встречаю ее на праздники в церкви. Раз общался с ней на Пасху. Дария Ивановна до сих осталась Человеком с большой буквы — умная, приветливая, искренняя, заботливая, сострадательная, с тонким чувством юмора и умением предложить выход из сложного положения. Если говорить о старший возраст, то своим наставником считаю почетного президента Всеукраинского врачебного общества академика Любомира Пирога. Он является для меня примером украинства, интеллигентности, общественного активиста, образцом врача.
— После окончания школы Вы сразу решили учиться на медика?
— В 1982 году я окончил школу. Отец рекомендовал продолжить обучение в Лесотехническом институте во Львове, однако, когда нам нарисовали какие фантастические суммы за вступление, я решил прислушаться к мнению матери и попытаться поступить в медицинский вуз. Собрался ехать в Полтаву и поступать на стоматологический. Перед этим мы с отцом решили заехать к его троюродного брата, который работал врачом в одном из научно-исследовательских институтов. Он убедил поступать в Киевский мединститут. Успешно сдав экзамены, я стал студентом лечебного факультета.
— Что запомнилось из студенческой жизни?
— Учеба мне давалась довольно легко. Получал повышенную стипендию (45 рублей на то время). На старших курсах больше мне нравилась практическая работа в больницах. На 56 курсе я устроился на работу, хотелось большей финансовой независимости. Работал в реанимации одной из киевских больниц и мне приносило 8090 рублей дохода. В медицинском институте началась и моя общественная деятельность. Меня избрали в правление студенческого научного общества им. Киселя. Эта работа привлекала общением с разными людьми. Я отвечал за направление студенческих научных работ, которые посылались на различные научные конференции.
— Как Вы попали на свое первое место работы?
— По предварительному распределению после окончания института должен был ехать в Житомирскую область работать психиатром. Но за три месяца до окончания 6го курса в настоящем Институте нейрохирургии сдали в эксплуатацию новый девятиэтажный корпус. Туда нужно было большое количество специалистов. Мне предложили пойти анестезіологомреаніматологом, поскольку уже имел летний опыт работы. В клинике восстановительной нейрохирургии работал более четырех лет. В то время там воплощали новейшие подходы — больным ДЦП детям вживляли в кору головного мозга смесь нервных тканей человеческого эмбриона (в качестве нейромедиатора). Операции были достаточно успешными. Другим направлением работы клиники было восстановление периферических нервов. Это достаточно сложные длительные операции, где нужна была моя участие в качестве анестезиолога.
— Почему пришлось сменить работу?
— Началась инфляция, эра купонов, зарплата превратилась почти в ничто — семь долларов в месяц. К тому времени уже родилась дочь и прокормить семью стало проблематично. Мне всегда нравился футбол и волей случая попал в клуб болельщиков киевского «Динамо». Со временем стал сопровождающим врачом болельщиков команды. В 1992 мне предложили вакантное место врача в «Динамо». Спортивная медицина мне была интересной. Зарплата там была — в десять раз больше, чем я и мои коллеги зарабатывали в институте. Долго не раздумывал.
— С чего для вас начался Евромайдан?
— Для меня Евромайдан начался 22 ноября, в День Свободы. Несмотря на то, что якуковичи отменил этот праздник, я и мои друзья 22 ноября ежегодно собирались на Майдане Незалежности, чтобы вспомнить времена Оранжевой революции, пообщаться с единомышленниками. После резкой радикального изменения евроинтеграционного курса люди вышли на протест. Я приходил к стеле почти каждый день, однако на ночь не оставался. События, которые произошли в ночь на 30 ноября, шокировали меня. 1 декабря совместно с единомышленниками (к тому времени уже более года активно работала общественная организация «Киевское Вече») вышли на миллионный марш против произвола властей. Стало ясно, что мы остаемся оказывать мирный сопротивление диктатуре, что будем стоять за европейское будущее страны, и поэтому существует потребность в организации Медицинской службы. Я подошел к Дому профсоюзов, там встретил Святослава Ханенко. Мы поднялись на третий этаж, где был штаб медслужбы в 2004м, и начали организовывать работу. Присоединились несколько старых знакомых, неравнодушные люди. Далее было создание медпунктов, поиск врачей, волонтеров, обеспечение медикаментами.
— В отличие от всех остальных Вы были там вне графика дежурства. Вас побудило туда приходить каждый день?
— Сознательная гражданская позиция, ощущение того, что нужен, имею опыт и могу помочь. Это было мое. Кроме того — это была моя борьба за свободу, за правду. Я был искренне убежден, что люди, которые вышли на Майдан, способны отстоять свою свободу. Хотел быть с ними, шел туда с открытым сердцем, был убежден в победе над диктатурой.
— Вы стали основным спикером медслужбы, у многих при слове «медслужба» сразу возникала ассоциация с Вами.
— Я взял на себя эту обязанность, несмотря на то, что властями могли быть применены против меня или моей семьи конкретные репрессии. У меня никогда не было желания спрятаться в кусты. Для того, чтобы донести правду о событиях, я пытался по максимуму общаться с журналистами, ведь они рассказывали миру о нашей борьбе, об оказании медицинской помощи на должном уровне, а затем и об убитых преступным режимом. Для меня было очень важным — сообщать то, что происходило на самом деле. Думаю, что информационная кампания сыграла колоссальную роль в нашей победе.
— Ожидали ли Вы, что поддержка Медицинской службы людьми примет такие масштабы?
— Это действительно впечатляло. Люди приносили десятки гривен или десятки тысяч, не называя себя, не требуя благодарности и строгой отчетности. Приходили студенческие братства, бизнесмены, пенсионеры. Вклад каждого был разным, но жест солидарности от каждого — неоценим. Весомую помощь передавала диаспора. Медикаменты несли горами, любой наш пост в Фейсбуке о необходимости получал быстрое реагирование. Мы увидели, что люди осознают свою личную ответственность за судьбу Майдана и протестующих и делают все от них зависящее для победы. С другой стороны хотел бы еще раз отметить жертвенность медиков. Они рисковали быть уволенными с работы, пострадать во время силовых столкновений, но это их не останавливало. Все с достоинством и честью выполняли свой профессиональный и гражданский долг.
— Во время противостояний медики оказывали помощь обеим сторонам?
— Я считаю, что во время оказания медицинской помощи нельзя руководствоваться политическими убеждениями, обязанность врача помогать всем, кто нуждается в помощи — и борцам за свободу, и бездомным, и антимайданивцям, и Беркуту. Искренняя вера в то, что медицина выше политики, была одним из способов продемонстрировать нашу европейскость и цивилизованность. Такая позиция сформировалась под влиянием моих неоднократных поездок за границу, участия в международных мероприятиях в качестве представителя врачебного сообщества Украины. Кстати, благодаря моей активности авторитет нашего врачебного общества в международном медицинского сообщества чрезвычайно весомым. Нас перестали ассоциировать с Россией, нам удалось добиться признания отдельности и уникальности нашей нации, профессионализма медиков.
— В самые горячие дни противостояний Вы неоднократно ходили в медпункты на улице Грушевского, на баррикады. Было Вам страшно?
— Нет, страха не было. Определяющим для осознания того, что делаю и буду делать на Майдане, был день 11 декабря 2013. Я был на дежурстве, и в час ночи началась массированная психологическая атака — МВД через громкоговорители всех призвало уйти с Майдана, потому что будет зачистка. Около двух начался штурм. В медслужбы светились окна, мы работали. Потом люди говорили, что весь дом был темным, только у нас оставалось свет. Беркут наступал. В тот момент я понял, что не уйду отсюда ни при каких обстоятельствах, ведь могут быть человеческие жертвы и служба должна работать как часы. Несмотря на опасность для жизни, страха не было, было осознание того, что для меня пребывание на Майдане и помощь людям имеет гораздо большую ценность, чем ценность собственной жизни. Это был переломный момент. Когда горел Дом профсоюзов в ночь с 18 на 19 февраля, я выходил последним оттуда, эвакуировав всех, и убитых, и раненых, и медперсонал, проверив этажа, чтобы там никто не остался. Не было страшно тогда, когда мы были в окружении «Беркута» в Доме офицеров. В то время там уже находилось трое убитых наших героев. Я координировал работу медпункта, оказывал помощь, выяснял отношения со «скорой», которая отказывалась помогать раненым. Для меня никогда не стоял вопрос, что самосохранения является ценным, чем свобода и борьба за правду. Я сознательно и уверенно шел туда, где был нужен.
— Вы присутствовали при описании смертельных ранений в бойцов Небесной сотни. Расскажите, как все происходило?
— Тогда никто не мог знать, чем закончатся события на Майдане. Это было время острой реакции режима Януковича. По законам от 16 января организаторам акций протеста светило 15 лет тюрьмы. Я был тогда публичным лицом медслужбы, совершенно сознательно открыто носил бейдж «Организатор Евромайдану». Публичная деятельность в общественном секторе убедила меня в том, что публичность защищает. 18 февраля в Дом офицеров пришли следователи и сотрудники прокуратуры, в медпункте было трое убитых, которых надо было описать. Встал вопрос: а из медслужбы поставит свою подпись под протоколами и подтвердит репрессивным органам, что является свидетелем. Желающих «засветиться» много не было. Я был уверен, что во время осмотра, описи, установления причин смерти именно я все это засвидетельствовать и настоять, чтобы режим не сфальсифицировал документов и не скрыл убийств. Абсолютно осознанно сделал это.
— Расскажите подробнее о событиях в Доме профсоюзов 18 февраля.
— Из Дома офицеров приехал примерно в 18й часов Дом профсоюзов. Там уже был один убитый и очень много раненых. Медпункты были развернуты на трех этажах — 1, 3, 5 Вся столовая на первом этаже была заставлена операционными столами. К чести киевских врачей отмечу, что на призыв медслужбы бегущей строкой на 5м канале за полчаса у Профсоюза прибыли ликаридобровольци и спасали жизни ребят. Далее состоялся поджог дома, люди начали эвакуироваться сначала из высших этажей. По состоянию на 23.30 час. в Профсоюзах было уже четверо убитых. Я дал распоряжение отнести их на территорию Михайловского собора, ведь пожар распространялась. В операционной продолжали работать врачи. Когда под потолком в идальниоперацийний на первом этаже засобирался дым, вышел на середину зала и объявил: заканчиваем оказывать экстренную помощь тем, кто в тяжелом состоянии, и без паники постепенно евакуюемось. На протяжении 15 минут вывели легко раненых, за ними тяжелых, потом вышли медики с оборудованием и некоторыми медикаментами. Все очень четко выполняли распоряжения. После того, как все вышли, я с тремя охранниками дома убедился, что там никого не осталось, и тоже вышел на улицу. Когда обернулся и увидел во что превратился Дом профсоюзов, — был шокирован. Он мог обвалиться гораздо раньше и в любую минуту.
— Что произвело на Вас наиболее сильное впечатление за период революции?
— Двор Михайловского собора 20 февраля, где в три-четыре ряда лежали Герои Небесной сотни. Это было потрясением — такое количество убитых. Сопровождал их в морг, присутствовал при описании ранений, пулевых отверстий для того, чтобы не было сфальсифицировано доказательная база массового убийства. Я все это фиксировал в свой отдельный блокнот и ставил подписи только под теми протоколами, в которых судмедэксперты написали правду. Выполнял свою работу, был максимально сконцентрирован. Эмоциональное переживание шока началось у меня на 45 день, когда, начиная, по просьбе людей, рассказывать о тех событиях, не мог сдержать слезы и замолкал. Это продолжалось почти полгода. Конечно, и сейчас эта рана затянулась, она будет болеть каждом украинском сквозь века. Одновременно у меня невероятное чувство гордости за нашу нацию, восхищение силой духа этих патриотов, которые видели, как расстреливают их собратьев и не отступали, сознательно идя вперед, часто насмерть, за Родину. Потому что для них, как и для меня, воля, свобода и победа были важнее жизни. Мы стали свидетелями большого Подвигу.
— Были положительные впечатления на Майдане?
— Новогодняя ночь — когда, от света мобильных, огоньками сиял весь Майдан, Крещатик, прилегающие улицы, и люди в едином порыве к свободе, с верой в торжество правды пели Гимн Украины. Это было величественное зрелище, это были фантастические ощущения единства и могущества нашей нации, которая способна преодолеть зло и изменить ход истории. А еще концерт «Океана Эльзы».
— Как вы узнали, что Совет Майдана Вас выдвигает на пост министра?
— Это для меня было неожиданностью. За два дня до 27 февраля, когда на сцене Майдана представляли кандидатов в Правительство, некоторые представители Совета Майдана с общественностью меня спрашивали: почему не идешь на должность министра? Я ответил, что мне никто не предлагал. На что они сказали, что рассмотрят в Совете этот вопрос и предлагать мне. Думал, что если кто из лидеров политических партий видит меня министром, они должны были со мной поговорить. 27го утром мне сообщили, что Совет Майдана меня выдвигает на должность министра и надо прийти на вече, чтобы получить доверие народа.
— Что Вы чувствовали, когда парламентский зал приветствовала Вас стоя?
— Я не ожидал такой реакции парламентариев в отношении меня. Передо мной представляли других министров, вицепремьера. Я был почти в конце списка. И был поражен, когда весь зал поднялся, все аплодировали и выкрикивали: «Молодец» Конечно, работа медслужбы была признана одной из лучших на Майдане, но это общая заслуга и организаторов, и медиков, которые падая с ног, недосыпая, помогали участникам национального сопротивления. Однако для меня большая честь и одновременно большой ответственностью то, что меня в Правительство делегировал Майдан.
— Но уже совсем скоро в парламенте появился проект постановления о Вашей отставке.
— Через мою принципиальную позицию, за то, что я отстаивал и буду всегда отстаивать не партийные интересы, а те идеалы, которые живут в моей душе, те ценности, защищать которые вышел с миллионами на Майдан, я натолкнулся на угрозу отставки. Кулуарные игрища, заказные пикеты и публикации начались потому, что я не согласился на всевозможные манипулирования и компромиссы с совестью, не пошел на грязную сотрудничество с еще неочищенной властью.
— Ли догадывались, что борьба за очищение МОЗ будет длительной и тяжелой?
— Безусловно, нет. В первый день предложил всем заместителям Раисы Богатыревой освободиться, они все написали заявления, но на следующий день один из самых заместителей Роман Богачев — отозвал. Я не знал всех нюансов работы бюрократической машины, того, насколько государственные чиновники защищены законодательством и могут по четыре месяца прятаться на больничных. Начался изнурительный и долгий процесс очистки Минздрава от людей, которые использовали должности для наживы. В результате с Минздравом и Гослекслужбы одиозные лица освобождены, это касается медицинского университета • им. Богомольца. Борьба с некоторыми «столбами» старого режима продолжается до сих пор. Жаль, что существенные усилия приходится тратить не на созидание и развитие, а на борьбу за очищение отрасли. Но я закалился в этой борьбе. Неоднозначное отношение ко мне в Правительстве, эпопея с моей отставкой, которую «доброжелателям» так и не удалось реализовать, сделали меня сильнее.
— Вас изменила должность?
— Должность министра не является для меня самоцелью, поэтому испытания ней я прошел и не изменился. Для меня мое имя, моя жизненная позиция, честность, открытость, европейские ценности и принципы являются гораздо более значимыми, чем временная должность, временные люди, которые пытаются направить меня в другое русло. Всю жизнь идет борьба, прежде всего за то, чтобы остаться собой.
— Какие Ваши наибольшие достижения за период работы в Минздраве?
— Больше того, что до сих пор старая система меня не сломала и я продолжаю дальше делать все возможное для того, чтобы изменить само систему, порождающую злоупотребления. Этого требовал Майдан. Я не поступился принципами, ради которых погибли люди. Кроме того, удалось предложить обществу и медицинской общественности проект Концепции построения новой национальной системы здравоохранения. Введя принципиально новые подходы к управлению, финансирования, подготовки кадров, мы перейдем к честным отношениям в треугольнике пациентликардержава. Система должна быть пациентоориентованою. Думаю, в том, что Президент Украины назвал одной из приоритетных медицинскую реформу, есть доля и моей заслуги. Ведь я все это время публично отмечал, что менять прежде всего нужно прогнившую, неэффективную систему и для этого необходима политическая воля именно первых лиц государства.
— Какие впечатления у Вас остались после посещения Харьковской, Днепропетровской, Херсонской госпиталей и больниц?
— Сильные впечатления я получил от общения с ранеными бойцами. Меня глубоко поразило величие духа этих людей, их гражданское сознание и личная ответственность за судьбу страны. Ни один из воинов, которых я посетил, ни на что не пожаловался. Даже те, чье состояние является трудным. Все, с кем мне удалось поговорить, сказали, что у них нет никаких претензий к оказанию медицинской помощи — как на этапе эвакуации с поля боя, так и в клинических условиях. Все они очень мужественно держатся несмотря на усталость, истощение болью и далеко не радужные прогнозы относительно полного выздоровления. Их сила духа и патриотизм на невероятной высоте. Мы обязаны на таких примерах воспитывать новое украинское поколение, начиная с детского сада. Это будет поколение свободных европейских людей и мы будем гордиться ими во всем мире.
— Спасибо, господин Олег, что нашли время и ответили на вопросы.
Разговор записал Василий СОРОЧУК.